День поэзиикакой безумец празднество затеял.

Хотя, пусть будет и не в себе, лишь бы не убийца. Однажды, на бердслейской улице с закатом в пролёте, она обратилась к маленькой Еве Розен (я сопровождал обеих нимфеток на концерт и, подвигаясь за ними, в толпе у кассы держался так близко, что тыкался в них), и вот слышу, как моя Оленька, в ответ на слова Евы, что лучше смерть, чем Мильтон Пинский (знакомый гимназист) и его рассуждения о музыке, говорит необыкновенно спокойно и серьёзно: Знаешь, ужасно в смерти то, что человек совсем предоставлен самому себе; и меня тогда поразило, пока я, как автомат, передвигал ватные ноги, что я ровно ничего не знаю о происходившей у любимой моеи в головке и что, может быть, где-то, за невыносимыми подростковыми штампами, в ней есть и цветущий сад, и сумерки, и ворота дворца, дымчатая обворожительная область, доступ к которой запрещён мне, оскверняющему жалкой спазмой свои отрепья; ибо я часто замечал, что, живя, как мы с ней жили, в обособленном мире абсолютного зла, мы испытывали странное стеснение, когда я пытался заговорить с ней о чем-нибудь отвлечённом (о чём могли бы говорить она и старший друг, она и родитель, она и нормальный возлюбленный, я и Аннабелла, Оленька и сублимированый, вылизанный, анализированный, обожествлённый Гарольд Гейз), об искусстве, о поэзии, о точечках на форели Гопкинса или бритой голове Бодлера, о Боге и Шекспире, о любом настоящем предмете. Если тебе суждено ее получить, ты ее получишь и переживания здесь бессмысленны и вредны. И потом, Джим обязан помнить о своей младшей сестре.
Эту книгу написал ваш кузен, сказала тетя Александра. Для того чтобы быть счастливым и здоровым, человек должен сначала жить любовью к Богу, а потом всеми остальными человеческими ценностями. Если можно, скажите, пожалуйста, как у вас складывается личная жизнь? спросил я, — Не слишком удачно, восемь лет назад я разошелся с женой, пока больше жениться не собираюсь.
И вспомнил он издалекатам, за пределом постаренья. Мой друг, твое имя окликнет с афиш. Правда, утром мы еще побродили часок по дорожкам облетевшего сада, но после обеда (когда не было гостей, миссис Рид кушала рано) холодный зимний ветер нагнал угрюмые тучи и полил такой пронизывающий дождь, что и речи не могло быть ни о какой попытке выйти еще раз. Она пошла к билетным кассам! закричал Рамон из сгущавшейся вокруг него темноты, Она пошла к кассам! Я лучше вырвусь на недельку куданибудь в Европу, в любую столицу, но лучше в какойнибудь Копенгаген или Брюссель. Они уже начали искать место в стороне от дороги, где можно было бы переночевать, когда услышали звук, от которого страх вновь проник в их сердце: позади раздавался звук копыт.
Вдруг оттуда вылезло что-то непотребное. Счастливый мистер манекен.
Но я уже слишком привязался к тебе, чтобы находить удовольствие в первой роли; и когда я радушно протягивал тебе руку, на твоем юном, нежном личике расцветала такая светлая радость, что иногда мне трудно было удержаться от желания привлечь тебя к моему сердцу. Есть ли среди вас ещё ктонибудь из бывшей транспортной полиции? спросил Миллер, оглядывая отряд. К тому же он мой: я хочу торжествовать, увидев моего отпрыска законным владельцем их поместий. Я решила его успокоить: Этого никто не может сказать заранее, только свои, домашние. А что делать, я пока не знаю, разве только забрать ее назад. И не пытайтесь! Миша, я вспомнила, сразу сказала она, я же Юлю ещё в июне устраивала к психотерапевту.
Да, пусть конец не будет светлым в ней. Вот под крыльями кончится лед. В бездонную пасть козерога.
Дорожные знаки тоже оживают, меняют свою форму, и цвет, и значение. Никто и не заметит все равно. Все нужные ноты давно заиграли. Вы не ждали его, не за легкой добычей пошли.
Они хорошо образованы, уверены в своих силах, а главное-у них замечательное позитивное отношение к деньгам, приносящее ощутимый результат. Но строг приговор и суров. Что хочешь, ей ты можешь петь.
http://1nofirstuss.livejournal.com/